Здравствуйте, друзья!
Предлагаю вашему вниманию записки, сделанные во время этнолингвистической экспедиции в Гвинею в январе-феврале 2009 года.
Здравствуйте, друзья, вы слушаете радио Африка.
Я вымыла голову, съела банан и арахисовой пасты, сижу – не поверите! – в прекрасном удобном ка-на-пе вдали от пыли дорог, где мы провели около двух с половиной суток вместо положенных одних, с неожиданными приключениями. Хотите знать, как это произошло? Слушайте же!
Вы скажите, друзья, вам интересны всякие этнографические (i drugie) подробности? Я все равно все записываю, могу публиковатb.
Мы прилетели в Конакри 9 числа поздно вечером. Кое-как добрались до места, где должны были приходить в себя, поели папайю, хаха, и ананас, помылись – мы начали путешествие накануне вечером из Питера в Хельсинки, а потом в Париж, но мы еще не знали, что такое нормально не мыться много дней, нам и того казалось ужасно много – и завалились спать. Поваландались по городу на следующий день, а через день собрались и поехали – мы вчетвером, внимание, девицы – в Нзерекоре, городок, где мы и должны были работать.
На вокзале нам быстро нашли машину, умеренно поторговались, Ибраима – это конакрийский поклонник Мани Коношенко – шепнул, что машина-то immatriculée – но мы не придали этому значения, тем более что не поняли, что же он имел в виду.
На границе города к нам, справа от меня, подсел военный и тут же всю меня сдавил – нас оказалось четверо на заднем сидении, но это еще ничего (потом мы догадались его пересадить вперед, и он с водителем весело защебетал бог знает о чем бог знает на чем, а мы углубились в рассматривание заоконных видов.
Часов в 8 вечера мы остановились в деревне – сломались, говорят, фары. А темно уже совершенно – вы думаете, что солнце в Африке никогда не садится? нет, тут даже по-зимнему укороченный день – и без фар, понятное дело, никуда. Мы пошатались туда-сюда часок, поели хлеба и бананов. Оказалось, что сломались не фары, а вообще аккумулятор. Пока суть да дело у нашего милитэра кто-то стащил сумку – ну он и устроил истерику, что там вообще все, деньги, три комплекта военной формы общей стоимостью миллион местных франков – для сравнения: плотно поесть – например, рису с соусом из листьев батата (прочувствуйте, как звучит), здесь стоит всего две тысячи. Лирическое отступление: у нас сейчас в Гвинее военная хунта, так что перед военными ходят на цыпочках, мы потом в этом еще не раз убедимся. Но пока мы и этому не придали значения – пожалели паренька, укутались в спальник, свернулись кое-как в машине и уснули.
продолжение следует, потому что надо идти разбираться с информантом.
kuku
И снова в эфире радио Африка.
В предыдущем выпуске мы остановились на том, что нам пришлось спать бог знает где посреди Гвинеи. Ранним утром я проснулась оттого, что
ко мне в окошко залезло черное лицо с огроменным косяком марихуаны – собственно, ее сладковатый запах меня и разбудил. Вскоре я обратно заснула, но потом, сколько бы я ни спрашивала у девочек, никто не мог мне сказать, было ли это на самом деле или только приснилось.
Мы проторчали еще некоторое время в городе – видели грифов над мясной лавкой, такое пикантное зрелище. Потом, наконец, отправились в путь, но недолгий: через несколько часов мы остановились у полицейского участка в городе Кисидугу, где нам объявили, что начинается расследование по делу о пропаже сумки, и уехать оттуда можно будет не раньше завтрашнего утра, а то и вовсе это займет 2-3 дня.
Думали взять другой мотор – а денег нам никто, конечно, не вернет, потому что тут все деньги забирает патрон, а водителю оставляет только на дорожные нужды. Тут же отовсюду объявились прохвосты, готовые нам помочь: фульб-пекарь в ромбовидных очках, который подошел, опустив свои длинные черные пальцы на дверь автомобиля, попивая кофе – необыкновенный шик здесь – и покуривая сигаретку; еще какой-то юркий персонаж, который объявил себя "шефом" – мы так и не поняли чего – сверкал золотым зубом и был похож на каморриста.
С грехом пополам нашли гостиницу – там все, что нужно для сладкой жизни: ведро воды и электричество. Еще огромный телевизор, но нам не пришло в голову проверять его работоспособность.
Утром девочки-простушки отправились в полицейский участок рядом с автовокзалом, где принялись ждать своих благодетелей. За три часа никто так и не явился, мы пошли искать себе новый веикюль, чтобы доехать, наконец, до пункта назначения. Единственное возможное средство, которое отправлялось, был разваливающийся микроавтобус, у которого груда мешков на крыше превосходила по высоте саму машину, внутри битком набились женщины, дети, курицы и мы и у которого вскипел мотор через полчаса езды.
Дороги в этих местах – песня: выбоина на выбоине, рыжая пыль, которая поднимается от любого встречного автомобиля так, что затмевает дневной свет не хуже египетской саранчи. Немного подбадривает патриотическое регги из динамиков – про войну (on en a assez comme ça ), про премьер-министра с президентом и про радости труда (live, live, live as one, work, work, work as one) .
Как ни странно, практически больше ничего в дороге не случилось, кроме того, что как-то мы чуть не остались на ночь в тропическом лесу, потому что нам нужно было километр пятиться назад, чтобы разминуться с огромной фурой - тот злополучный участок дороги ремонтировался, а машина у нас назад ездить не умеет, только вперед, и сломалась от такого напряжения сил.
Добрались мы, наконец, только ночью, разбудили наших девочек в ночных рубашках со свечками в руках.
Живется нам очень хорошо. Мы живем в католической миссии, у нас почти каждый день льется вода из кранов, душей и в унитазы, свет бывает 4 часа вечером, а теперь еще и днем час. Над нашими двуспальными (мы спим по двое, конечно) кроватями романтические балдахины москитных сеток. Едим мы тут ананасы и папайи, в салат кладем авокадо, ходим как Бред Питт по дому с ложкой арахисовой пасты – восхитительная вещь!
Мы, конечно, много работаем: 6 часов днем, а потом еще 3 вечером с электричеством. То и дело всякие хозяйственные нужды: бананов купить да платье новое сшить.
Вчера вот, как и позавчера, воды не было вовсе, и я ходила с ведерком на колодец мыть голову. Ох, это восхитительно. Тепло, такое сухое, летнее, оно и в Африке тепло (правда, только зимой, и то считается жутким холодом, остальное время здесь льют дожди). Вприпрыжку, по дорожке, жар от земли, коровьи лепешки, сухая трава скользит по ногам в сандалиях, ощущение под стопой, когда по дороге попадается камень. Холодная вода на шею, черно-белые овцы, которые выглядывают из-за хлева (рога у них совсем не такие, как у наших), хлюпанье намыленных волос, по мокрой шее ветер, знойный сельский пейзаж – темно-рыжие пыльные крыши, мечети, пальмы.
куку! (я поставила в интернет-кафе кириллицу)
Доброго времени, дорогие радиослушатели!
Со времени нашей последней с вами встречи прошло всего три дня, а я уже снова с вами.
Главный экшн у нас, между тем, закончился (пока! будет еще, уж я-то постараюсь), наступили суровые будни. Ах вот, сегодня, к всеобщей радости, суббота.
Мы уже неделю как прочно обосновались в нашей миссии. Дни наши, если поглядеть со стороны, текут на редкость однообразно, мы даже едим одно и то же.
Завтрак - чай или кофе с ананасом или папайей, я люблю играть в Бреда Пита из кинофильма "Знакомьтесь, Джо Блэк" и посасывать чайную ложку с арахисовой пастой – а так ее обычно мажем на хрустящие багеты; пасту мы называем арахисовыми лапками угадайте почему.
Обед - салат из помидоров, огурцов, капусты, лука, авокадо, заправленный соевым маслом, которое кисловатое немножко и похоже на смесь оливкового масла и уксуса. Также мы бегаем к тетечкам за кашей ачеке (я не уверена, что пишется именно так) – это маниока. Ну а потом опять чай и Джо Блэк.
На ужин мы варим рис и делаем овощное соте. Когда нужно съесть последний кусочек чего-нибудь, мы всегда хихикаем, поскольку как-то решили, что одну девочку никак не могла отпустить диарея, потому что она всегда ела последний кусок ананаса. К слову сказать, меня тут диарея, тьфу-тьфу-тьфу, еще ни разу не мучила.
А местные едят кашу сэди – это рис с ложкой творога, майонеза и десятью ложками сахара, тут все очень любят сладкое. И очень, страшно любят майонез и как новообращенные верны ему и готовы за него платить немыслимые деньги. Например, огромная тарелка риса стоит 1000 местных франков, а риса с майонезом - уже 1600!
Еще одно популярное блюдо - рис опять же с соусом из листьев батата и рыбьими костями. Эти кости продают на рынке, очень гордо раскладывая красивыми горками. Или... рис с соусом из рыбы, арахисовой пасты (именно здесь она в идеале должна использоваться) и очень большого количества перца. За перцем здесь вечно нужно следить, а то положат, потом есть не сможешь. Перец – священное растение: с ним даже делают клизму при расстройстве желудка (нельзя, правда, сказать, чтобы это очень помогало). Я все это ела-ела – и пока мы были в Конакри, и по дороге, - но предпочитаю все-таки то, что мы сами готовим.
Как-то в наши трапезы закралось разнообразие. Вот как это произошло. На рынке здесь продают картошку, а я ее ужасно люблю. Я сначала приставала-приставала к нашей главной девочке, чтоб она купила картошку, но энтузиазм пробудить не удалось. А потом придумала такой трюк. Говорю: у меня 19 января половина дня рождения, то есть мне ровно 20 с половиной лет. Давайте закатим праздничный ужин, с картошкой и всеми делами! Сказано – сделано: в перерыв после обеда, то есть где-то с двух до трех, я скребла на кухне над ведром картошку на всех, но сказать, что я была счастлива, - ничего не сказать! Я порезала овощи а-ля кампань (чтобы мазать солью) и порубила чесночок, а потом мы еще по столь радостному поводу выпили пальмового вина. Вот такие простые радости!
Папайя, папайя, сладкое слово. Вы знаете, как выглядит настоящая папайя? О, это очень смешно. Она такая оранжевая, а внутри очень противные косточки, которые похожи на насекомых. Еще она отчетливо отдает блевотиной на запах и на вкус, а также она неприятно склизкая. Я уже привыкла, впрочем. Но предпочитаю ананасы. Про ананасы ничего не могу сказать, низкий им поклон.
Еще мы тут покупаем у тетечек жареные бананы, супер штука. Правда, говорят, что их жарят в масле, в котором до того жарили рыбу, но это не очень чувствуется.
За едой мы ходим на рынок. Это большое удовольствие, поэтому я дежурю два раза вместо одного (в тандеме) и, соответственно, бываю на рынке в два раза чаще. Вы были ли на Привозе? так вот, ничего общего. Привоз по сравнению с этим местом - это просто "Азбука вкуса". Прилавки тут сделаны бог знает из чего, везде раскидан мусор, запах гниющей фруктовой плоти, мясники с громким стуком отделяют корову от ее копытец, которые тут же валяются горкой, тут все что-то кричат на манинка, а по-французски говорят очень дурно, а прямо в самом центре сидит, выставив желтые пятки, продавец в отделе мусульманской литературы. Над всем этим великолепием низкая шиферная крыша, через дыры которой и поступает свет снопами, а в них кружатся, кружатся вездесущие пылинки. Да, а обезьянье мясо тут таки продается - по вечерам пятницы (видимо, из-под полы, когда все челобитники идут к мечетям).
Цены на продукты очень смешные. К примеру, тарелка риса стоит столько же, сколько одна морковка, на наши деньги - 6 рублей. Четыре тарелки риса - один ананас, полторы - папайя или манго или авокадо. Позвонить в Москву стоит 3 морковки в минуту, написать смс - полморковки или один помидор или пять кунжутных шариков.
Вопрос: сколько стоит кунжутный шарик?
kuku!
Возлюбленные амичи!
В прошлый раз я начала вам рассказывать про местную еду. Необходимо сделать несколько важных дополнений. Во-первых, про апельсины. Здесь из продают наполовину очищенными, то есть без цедры, по три штуки за 1000 франков (6 рублей). Местные их надкусывают, а потом высасывают через дырочку сок. Мы как северные варвары чистим на дольки, но выходит, что местные мудрее: мы съедаем пленки, а они только сок едят.
Во-вторых, ананасы, которым я в прошлый раз поклон передавала. Они тут такие непередаваемо сладкие, что даже сами на себя не похожи, такое чувство, что в них ароматизаторов бухают. У самых сладких легкий привкус кокоса.
В-третьих, тут начался сезон манго. От них надо сначала отрезать два ломтя – как объяснить – плоскости, касающиеся косточки, и нарезать в них мякоть решеткой, вывернуть, чтобы кубики торчали, и съесть. Потом можно понемножку обгладывать кожицу изнутри, потому что у нее такой необычный хвойный вкус, ну и отрезать от косточки оставшиеся кусочки. Вкуснее манго те, которые помельче, потому что они покислее – у крупных не манговый, а персиковый какой-то вкус, и они сладкие даже неприлично.
В-четвертых, авокадо. Мы с авокадо обращаемся крайне нежно: сковыриваем с него кожуру, потому что мы все стараемся чистить – я каждый раз содрогаюсь, вспоминая Олины предупреждения про радиацию. Кожура у настоящих авокадо не зеленая, а такая темная, почти черная, я мякоть мягкая, так что авокадо чистишь как вареное яйцо. А местные жрут их как яблоко, берут и кусают, обгладывая вокруг косточки! И кто тут варвар?
Теперь арахисовые лапки. Как я уже говорила, мы их мажем на хлеб, а я вовсе решила, что нечего портить ощущения от столь чудесного продукта, и ем его ложками. Если к нам случается зайти нашим африканским друзьям, они только пучат глаза и кладут в свой чай четвертую столовую ложку сахара. Так вот, позавчера нам посчастливилось побывать на целой мануфактуре по производству арахисовой пасты! Это, знаете, не хуже, чем на Шоколадную фабрику сходить. Нас туда привел информант Сани Выдриной поклониться его родственникам (у этих тур де фамий часто бывают и плюсы). Так что мы умудрились увидеть все стадии производства арахисовой пасты, кроме, пожалуй, сборки арахиса и очистки от скорлупы.
Сначала очищенный от скорлупы арахис высушивают на солнце
куку!
Вот и новая скорая встреча, дорогие мои (посмеиваюсь как Дубовицкая).
Меж тем мы уже пробыли в Африке половину положенного срока, а поскольку в горку тяжелее, чем с горки, время теперь покатится быстрее. Поэтому я уже говорю, что скоро домой, хотя мне не верят – в Москве я буду 26го февраля, немного застану еще зимы, а потом уже вместе будем смотреть, как март слепит глаза и все превращает в отражающие плоскости.
Мне уже в честь экватора даже сны стали сниться про дом, в четверг снилось, что пишу грамматику с одной буквой "м", а на следующий день – что я в Питере, похожем на Рождественский бульвар. Проснулась и придумала, куда деть пробуждающуюся тоску по дому и радость по поводу выходного, - начали с моей сожительницей голосить "Субботу" ДДТ, естественным образом перетекающую в "Весну", а потом и вовсе стали вспоминать песни про снег, все больше из подкорки, вплоть до "Тихо по веткам шуршит снегопад". Вы думаете тут так весело? Идем на рынок за папайей, вспомним лыжи, так взгрустнется, хоть святых выноси.
Надо было вам вываливать сразу все этнографические подробности, потому что теперь уже и лень как-то. Хотя все по-прежнему удивительно – фотографирую все, смеюсь всему подряд, так что картинок будет снова много. Веду здесь дневник в блокноте, удивительно просто, как он мне не надоел.
Пока копится материал для следующих тематических выпусков, расскажу вам про себя здесь.
Помню, мы ехали по Фута-Джаллон ночью, а я думала, каково мне тут будет. Как скоро соскучусь, как скоро мне надоест рутина – а рутина будет, я знала, и чем больше удивляешься сперва, тем быстрее все надоедает. Но я поняла тут не очень давно, что меня вообще в сущности ничего очень сильно не удивляет, не выбрасывает из седла. Вернее, так. Я нахожу одинаковые источники удивления и радости как в самых обычных вещах, так и в самых необычных. И когда мы спустились с трапа самолета, окунулись в эту конакрийскую парилку, нас тут же окружили черные блестящие лица, луна как сквозь толщу воды, пальмы где-то лениво перебирают листьями – вы думаете, я очень была удивлена? Очень, но не больше, чем как когда шла – и часто хожу - по Солянке вверх и останавливаюсь у угла, где прямо храм, направо улица изгибается в низенькие белые дома, там монастырская лавка еще, а налево красивые ряды четырех-, что ли, этажных домов. И вот деревья из-за церковной ограды бросают тень на пол-улицы, и хорошо так, хочется упасть спиной вниз, в Китай-Город, как в море падаешь, раскинув руки.
И улица, по которой мы тут ходим на рынок, в Интернет и тысячу раз, все равно новая. То видишь тряпочку, которая так красиво висит в закатных лучах, что диву даешься. То слышишь запах жареных бананов, который раньше не замечал, но понимаешь, что он всегда был. То видишь, как мальчонка тащит за собой на веревочке коровьи рога, и думаешь: опа. То вообще ничего нового не видишь, просто смотришь на солнце сквозь пыльное месиво, целлофановых воздушных змеев в проводах, и муэдзины трубят как слоны, и не нужно забывать желать в ответ доброго вечера.
Так что какая разница! Я везде нахожу себя.
И думаю: я может, это плохо, а? Может быть, я не вижу ничего за собой?
А есть еще что-то, кроме меня?
kuku
Привет, ребятушки!
Сегодня я расскажу вам, на чем тут ездят. Первое наше знакомство с местными правилами езды состоялось по прилете в Конакри, когда мы с хихиканьем уместились вшестером (не считая водителя) в обычную легковую машину. Это называется езда по-гвинейски, а вот на следующий день уже со сдавленным хихиканьем в той же машине мы ехали всемером – это уже по-либерийски. Вчетвером на заднем сидении мы добирались половину суток из Конакри в первую точку, где мы застряли, и это считается даже шик.
Как вы, может быть, помните, следующий участок маршрута мы ехали в груженом доверху мешками минибусе с детьми, курицами, разбегающимися под ногами, африканской попсой, рядом со мной постоянно чесался младенец с наполовину лысой головой. Я сначала нервничала, а потом решила, что чему быть, того не миновать – и вроде обошлось. Кстати, на эти мешки очень часто сверху еще сажают людей, так что выходит совсем весело.
Машины здесь мало у кого есть. Если нужно в Конакри добраться из одной точки в другую, нужно сесть в такой маленький фургончик, у которого нет окон, но в стенках проделаны дырки причудливой формы, вдоль стен деревянные скамейки. Люди побогаче едут на велосипеде (он копит на что-то деньги, говорили мы про конакрийского хозяина, - наверное, на велосипед) или берут такси-мото.
Большинство автомобилей не то что на ладан дышат, но вообще непонятно, как передвигаются. Это все, разумеется, то, что у нас принято называть иномарками, чаще всего из Франции, иногда и Тойоты.
То, что эти машины, отъездив 20 лет во Франции, ездят еще и тут лет 10, конечно, доказывает их качество. Впрочем, на родину они больше не вернутся, поэтому ситроэны здесь называют "France, aurevoir". В Кисидугу видела стоянку ЗИЛов и бросилась обнимать их дружеские компатриотические колеса.
Поскольку в дороге на всех этих колдобинах может случиться действительно что угодно, а еще поскольку тут все набожные страшно (кто мусульманин, кто христианин, но равнодущных почти нет), спереди на машинах и мотоциклах часто пишут всякие молитвы и пожелания успеха.
Если машину все-таки признают более недееспособной (а это значит, что она совсем обратилась в груду металлолома), то и после смерти ей находят достойное применение.
У нас все хорошо. Отпраздновали день рождения Валентина Феодосьевича с гениальным Маниным тортом из блинов с манго, бананами и – арахисовой пастой! Мораторий в честь этого чудесного события снят.
Через день на нас проливается тропический ливень – это когда воды льется столько, что она уже белая, непрозрачная, и падает волнами, я под этими потоками стоит меланхоличный баран, заложив ногу за веревку, которой привязан.
С нами периодически случаются разные приключения, хотя мы практически не вылезаем из дома. О них вы узнаете в следующих сериях, а скорее всего, по возвращении.
kuku
Шалом!
Мы наконец-то поехали в это воскресенье на гору Нимба – это самая высокая гора в Гвинее. Она считается священной, и богиня Нимба в виде статуи украшает одну из площадей в нашем прекрасном городе, а также присутствует в орнаменте единственного зала конакрийского аэропорта.
Мы собирались туда ехать еще на прошлых выходных, но две наших девочки (из пяти) заболели, так что пришлось отложить поездку.
Организация этой поездки потребовала многих усилий и переживаний. Дело в том, что местные персонажи, завидя нашу белую кожу, считают своим долгом вытрясти из нас возможно больше денег, это очень неприятно. Ладно помочь бедному крестьянину с пупочной грыжей, но этим противным мордам, которым и так ничего живется, - ни за что.
Сначала нам объявили, что Нимба – это заповедник, каких мало, и сказали, что нам нужно заплатить денег за официального провожатого в местном ажанс де туризм. Надо так надо, заплатим, только скажите, это все деньги, которые нам когда-либо придется платить? Да-да, все включено. Приходит через несколько дней мужичок из ажанс (коротенький большеголовый кпелле, скуластый, с заостряющейся макушкой) объявить, что самого его требуют дела в Конакри, с нами поедет его приемник (старикан лоома с зубами разной длины и расположенными на разной высоте), а кстати, на месте нам нужно будет заплатить за проход на территорию заповедника – ой, а что, я правда сказал, что все включено? Это языковая ошибка, простите!
Скрепя зубы, мы согласились. К 6 утра, когда мы должны были выехать, чтобы по холодку подняться, наш водила опоздал – пришел через час, это называется heure africaine. Поехали, забрали нашего старикана из какой-то дыры, где он жил, отправились к Нимбе. Застряли по дороге в каком-то областном центре, подбирая представителя администрации, но, в общем, к 9 добрались (над нами сомкнулись арками огромные бамбуки – ах, боже мой, красотища
, к 10 нам доставили проводника – такой алкаш, тощий и с животом, как полагается, от него пахнет в точности, как от наших, только подумаешь – этот из пальмы самогон гонит, а наши – из чего там? – и мы начали восхождение.
Ай, ребята! Мы шли сначала по тропическому лесу, а там лианы – я думала, что это такие гибкие штуки, ничего подобного, они достаточно твердые – деревья с торчащими корнями, диковинные листья небывалого размера, красное перо от неведомой птицы, какие-то плоды, а запах сырости и прелой листвы – как у нас, только иногда тянет, например, ванилью или чем-то совсем незнакомым. Алкаш принялся размахивать мачете и, оглядываясь, обводить нас выпученными глазами, а я - собирать в шапку гербарий, но скоро стало не до шуток.
Как из-под земли выросла гора – уклон, я не шучу, градусов 45, сыпучая земля красного цвета, и так долго, долго, бесконечно долго, ноги выскакивают из сандалий. Я думала, я умру (некоторые из вас помнят, что когда-то я ходила в походы, но и тогда совсем не отличалась выносливостью, а с тех пор я и вовсе стала матрасом), но не тут-то было: все закончилось, мы немножко прошли по более-менее ровной поверхности – тут были заросли, и мачете пришлось поработать особенно активно, а мы, соответственно, смогли отдохнуть. Утомительно, а? – буркнул проводник, затягиваясь бог знает какой сигаретой, когда мы уселись на привал.
Потом сразу лес закончился, началась сухая трава и солнце, но тут уже высота, так что еще и ветер. Конец горки был виден, мы радостно на нее забрались, по пути оглядываясь на открывшуюся только что красоту
, и оказалось, что собственно Нимба еще не начиналась: все такая же гора, поросшая сухой травой, только много, много выше.
Как часто бывает с горами, Нимба поднимается уступами. Подъем наш был страшно утомительный: все те же градусов 45 и очень скользкая трава. Добравшись до первого уступа, я и еще три девочки убедились, что до конца мы таким образом не доберемся, а удовольствия от подъема мы не получаем никакого и прекрасный вид с горы ничуть не переменился, так что мы приняли буддистское решение: отбросили амбиции и легли в траву есть апельсины и подставлять ноги, руки и щеки ветру. Остальные полезли дальше.
Когда наши ненасытные герои вернулись, мы начали спуск, и тут началось самое, пожалуй, интересное. Накануне, когда мы обсуждали всю поездку, мы размышляли, как будем спускаться – кто-то сказал: "на попе, гыгы" – ну и я подхватила: "хочешь убедиться, что земля поката, - сядь на собственные ягодицы и катись". Кто мог подумать, что так и окажется! Трава оказалась насколько скользкой, что держаться стоя не было никакого смысла, и тут мы приняли второе буддистское решение: не стали противиться силе тяжести, пес с ним, с человеческим обликом, сели на попу и - даешь зимние развлечения – катание с горки! – покатились вниз. Мы с Саней приспособили под это дело рюкзак – это и быстрее, и попа меньше царапается (мы как истинные леди полезли в платьях) и трава в трусы меньше забивается – но потом я вспомнила, что в рюкзаке бананы, мы достали пакетик, справили по ним траур и больше на рюкзак не садились, так что и попа исцарапалась, и трава набилась. А koe-kogo порвались штаны.
Докатились до самого леса, спустились, встретили ручей с водопадом, облились-поплескались, Дашин информант угостил нас очень вкусными красными ягодами – жизнь прекрасна! – ну и, собственно все. Только мышцы до сих пор болят.
Такие дела!
Дорогие амичи!
Вы не поверите – это последнее, судя по всему, письмо из Африки. Уже в четверг мы едем в Конакри, проводим там несколько дней, купаясь в океане, потом в понедельник поздно вечером летим в Париж, едим в самолете первый кусок мяса за полтора месяца, а в дьюти-фри – первый кусок сыра, во вторник летим в Хельсинки и оттуда вечером едем в Питер. В среду я в Питере весь день, вечером поезд на Москву, в четверг утром я уже окончательно вернусь (мама, мама! ты же будешь дома?). Теперь какие-то смешанные чувства: и домой уже хочется, и тут хорошо так, особенно в последние дни.
Приехала я сюда с московскими своими замашками, думала первое время, какие тут интересные наивные шрифты на вывесках и одежда у женщин (одновременно рукава-буфф, юбка узкая с расклешением, как в начале XX века, и декольте как у дам с полотен флорентийцев). А оказалось, что тут самое удовольствие и счастье из совсем других вещей происходит.
Вчера мы ездили с моим информантом Эли в его деревню – ко мне в компанию еще Даша и Маня напросились, так что мы ехали на мотоциклах вчетвером, "Карусель!" – кричит мне Маня спереди. Когда закончился ровнехонький асфальт и начались камни да кочки, я даже похрюкивала от удовольствия.
Приехали в дом Эли, дом темный, ставни закрыты, Эли стал распахивать по одному окна: одно вышло на расщелину между домами
, другое – на улицу
, и мигом ворвался свет и девочки с животиками
, и так хорошо там в этом доме, хотя он пустой почти – в той комнате некрашеные стены, а из мебели – только стол и кресла.
Эли ушел искать мне местных мужиков – я должна была собирать названия местных растений, животных и птиц – и привел целый консилиум. На первой же странице книжки про птиц меня ждал восторг: цапли, чуть позже – дикие утки, и мужики подтвердили, что с началом сезона дождей они улетают – куда? – к нам, а осенью у нас собираются в клин и устремляются – куда? – в Африку, тут как раз сухой сезон, и это так же удивительно, как встретить китайскую пластмассовую змейку, которая еще очень натурально извивается, которую в цирке продают рядом со сладкой ватой, на ярмарке в Конакри – все на свете сходится. В детстве мне казалось, что птицы осенью летят туда, где лето, а оттуда возвращаются, потому что там наступает зима, а все совсем не так, и я, в общем-то, в этом году поступила почти как птица, вот бы цаплю тут найти и ей лапу пожать, но это глупости, я и у нас-то цапель (цаплей?) никогда не видела – в последний раз видела разве что журавля по дороге из Киева в Одессу, он свил гнездо на телеграфном столбе, но меня что-то понесло куда-то.
Еще нашлось название горлице, она всегда напоминает мне о лете в Крыму, и когда я услышала ее над Марэ, чуть с ума не сошла от удивления, но в Африке она сразу заставила меня почувствовать себя как дома – я очень, кажется, похоже умею изображать ее голос, по крайней мере, мужички тут же ее узнали.
Так. После работы мы пошли гулять к границе с Либерией, тут всего километра три – мы, выходит, проехали Гвинею от начала до конца. Граница – это очень громко сказано: ни пограничников, никого, только в конце деревни разморенный от жары постовой, и все, тут Эли все знают, и нас без труда пропустили. Шли мы по дороге через бруссу, ели бананы и пришли к великой реке Мани, местная Миссисипи, метров пять в ширину (но в сезон дождей разливается огого), через нее перекинута дамба и мостик в виде двух рельс с перилами. Мы легко его преодолели и – о новое чудо! – оказались в свободной Либерии, никакого тебе паспортного контроля, только собаки перестали понимать по-французски, им английский подавай. Вот Даша в свободной Либерии
и Маня и Мани.
По дороге обратно заглянули на плантацию масличных пальм, а там нетронутое сменой столетий течение времени, все так же жмут масло
, собирают рис, раскладывают на просушку кофе
, который пахнет клюквенным морсом – этот запах мучает меня уже давно, я не могла понять его происхождение, но вот я нашла разгадку, и только резиновые шлепанцы, магнитофон casio и вытянутые майки из европейских секонд-хендов – говорю же, все на свете сходится здесь, в Африке, откуда и разошлось, - напоминают о современности.
Сегодня у нас прощальный ужин с информантами, хотя мы еще будем работать (мы с Дашей – в понедельник и во вторник, в среду прокатимся в Масинту). Для наших ивуарийских информантов Маня ходила за их любимой едой то, для этого, натурально, наладила себе кусинетку на голове и ходила, как настоящая африканская женщина.
Очень душевно посидели – нас шестеро, информантов семеро плюс Мади, Маня пела, Дашин информант рассказывал народные сказки, а мы с Саней глядели на палец Мадии, накрашенный хной, и балдели. Вот вам, наконец, фотография меня с информантом.
куку!
С вашего разрешения, я продолжу свои африканские записки. В этот раз будет - о чудо! - одежда.
У африканцев есть два основных источника одежды: развалы с поношенной европейской одеждой и ателье. Наши девочки очень любили копаться в развалах, оттуда часто можно выудить те же вещи, что и у нас в секонд-хендах (собственно, и везут их оттуда же), только в этот раз за совершеннейший бесценок. Вообще же крайне любопытно рассматривать рисунки на футболках у мужчин. Вряд ли они задумываются, что там написано, и часто оказывается, что очень серьезный негр идет в футболке с промо-акции наполнителей для кошачьих туалетов. Кажется, у нас такое все-таки невозможно. Или вот такой малыш (еле успела поймать) – в футболке my first hard-rock cafe.
Дети носят школьную форму. Насколько я смогла понять, в частных учебных заведениях шьют одежду (брюки, юбки и блузки или платья) определенного цвета, в государственных же цвета стандартные: либо разные оттенки коричневого и песочного, либо, как на фото, трогательная синяя или красная клетка как скатерти во французских ресторанах. Я сшила себе в ателье платье из такой ткани, страшно кривое вышло, посмотрим, надену ли я его еще раз.
Самая простая одежда для женщины – это футболка (очень часто футболка со свадьбы: есть традиция раздавать на свадьбе футболки приглашенным гостям с отвратительно отпечатанными изображениями молодоженов и надписью heureux marriage (счастливая свадьба); для печати изображений выбирают футболки самого плохого качества) и обмотанная вокруг бедер пань, то есть попросту кусок ткани, таким же куском можно сзади подвязать ребенка. Теперь представьте себе задачу: не роняя с головы блюдо с чем-нибудь, а со спины - ребенка, поправить развязавшуюся пань.
Из тех же самых паней шьют в ателье одежду. Сначала мне казалось, что она ух какая разнообразная. На самом деле нет: юбки как правило узкие и расклешающиеся от колена, блузки либо узкие корсетом, либо расширяющиеся еще над грудью и рукава обязательно буффчиком: либо фонариком, либо широкие от локтей. Причем чем моложе женщина, тем одежда более обтягивающая, совсем пожилые носят даже почти бубу. Вот несколько иллюстраций:
женщина среднего возраста. отличный пример праздничной одежды: чем одежда более праздничная, тем, она сильнее должна блестеть (вплоть до кислотного цвета полиэтилетовых кружев)
молодка
бабуся
Мужчины из тех же тканей, что и женщины, шьют рубашки. Еще они очень часто обрезают до локтей рукава у пиджаков готовых, а если шьют, то шьют уже с короткими рукавами – летний вариант. Самое смешное – вырез пиджака: с одной стороны, пиджачной формы лацканы, только узкие, а с другой – вырез гораздо меньше, скорее приближается к вырезу на рубашках, это чтобы можно было носить на голое тело и не нужно было бы поддевать рубашку. Вот это уже типично африканский крой.
Теперь о тканях. Это, конечно, смехота. Самая классная ткань – я хотела из нее сшить платье, но не решилась, а потом даже и не привезла – та, что мы окрестили "с пальцами". На ней изображены ладони и – внимание – отдельные от ладоней пальцы с ярко выраженными фалангами, так что дико похоже на разбросанные по всей ткани фаллосы. Я чуть от смеха не упала на месте, когда в первый раз увидела. Или вот такая идиллическая картина жизни куриной семьи:
Конечно, там засилье китайских дольче и габбан и прочего. Если одежда в основном аутентичная, сумки и особенно головные платки - сплошь луивьюттоны.
И вот такие мусульманские конверсы удалось нарыть:
А теперь гвоздь нашей концертной программы. Чистый, наивный поп-арт. Из этой ткани христиане всех мастей радостно шьют себе все что угодно. Я не смогла не привезти, может быть, сошью себе что-нибудь, и пусть меня обзовут злобным циником – я только из любви к искусству.
Написано: я дорога, правда и жизнь. никто не приходит к отцу кроме как посредством меня
Написано: любите ли вы друг друга как я вас любил
Написано: Иисус Христос - царь царей.
Так-то!